По возвращении в императорский дворец Сорен прилагал все усилия, чтобы прийти в себя. То, что Эмелин не было с ним в одном здании, помогало, да не совсем. Он не мог не думать о ней, и это сводило его с ума.
     Алкоголь бы ему помог, да только позволить себе выпить ещё Сорен больше не мог. Уже достаточно людей заметили его не очень приличное состояние.
     Олсен вздохнул, и одновременно с этим услышал стук в дверь.
     – Ваше Превосходительство, – обратился к нему стражник, – вас желает видеть Его Величество император Ниариса.
     Сорен кивнул и поднялся с места. Ему и самому было необходимо поговорить с Фабианом. Утренний разговор так и не состоялся, поэтому он решил его отложить до тех пор, пока полностью не придёт в себя. Этого, к сожалению, не случилось.
     Тем не менее, чувствовал себя сейчас Сорен намного лучше, чем утром. И выглядел тоже лучше. По крайней мере, он на это надеялся.
     Ему потребовало всего несколько минут, чтобы добраться до покоев Веймера. Стражник, которого за ним послали, постучал в дверь, отворил её и объявил о его приходе.
     Сорен вошёл внутрь и увидел, что император занят чтением. Это не было удивительным. Фабиан посвящал большую часть своего свободного времени чтению. Видимо, и в библиотеке Ремпета нашлись достойные его внимания книги.
     Топтаться в дверях смысла не было, поэтому Олсен прошёл внутрь и ещё раз поприветствовал императора:
     – Ваше Величество.
     Всё ещё стоя, он продолжил:
     – Вы хотели меня видеть?
     Вид у Фабиана был не самым дружелюбным, и это могло бы насторожить. Впрочем, сейчас ситуация была такой, что улыбаться лишний раз было просто глупо. Сорену оставалось лишь гадать, причастен ли он каким-то образом к настроению императора, и если да, что что же он такого натворил.
     Впрочем, Сорен бы солгал, если бы сказал, что его совесть абсолютно чиста, но о его, в некотором роде, предательском поступке Фабиану не было известно. И не было никаких улик, которые бы могли его привести к этой мысли. Во всяком случае, так думал сам Олсен. Фабиан был умным, и поэтому Сорен не исключал, что император мог обо всём догадаться сам.

     Сорен так и остался стоять, ожидая, когда император начнёт разговор. Возможно, несколько месяцев назад, в Ниарисе, он бы и мог позволить себе такую вольность – сесть в присутствии монарха, да ещё и без его разрешения, закинув ноги на стол. Последнее, конечно, преувеличение – Олсен так не поступал даже будучи один в комнате.
     – Да, Сорен, – наконец, соизволил ответить Его Величество, и от его наигранно мягкого тона маркиз почувствовал недоброе.
     «Нехорошо, очень нехорошо», – подумал он, но виду не подал.
     – Надеюсь, я не оторвал тебя от важных дел?
     – Нисколько, Ваше Величество.
     Он попытался прислушаться к своему голову со стороны и остался удовлетворён. Никаких следов состояния прошедших дней. Правда, он подозревал, что Фабиан всё равно заметил неладное. Иначе почему он ведёт себя так странно?
     – Я хотел бы обсудить твои обязанности, и их выполнение. Не хочу показаться неучтивым, со столь дорогим мне человеком, но когда я отправлял тебя со службой в Ремпет, я ожидал, что твои действия будут иметь совсем иной характер.
     Сорен знал, что этот разговор рано или поздно состоится, но, тем не менее, не подготовился к нему. Ему попросту было нечего говорить, потому что  контраргументов у посла не было. Всё было именно так, как описывал император. Хорошо ещё, если Фабиан не догадывается обо всём, что он уже успел натворить в Ремпете.
     Так как сказать было нечего, а бормотать бессмысленные оправдания и извинения было как-то уж совсем по-детски, Сорен предпочёл сохранять молчание.
     Император неожиданно для него разразился криком:
     – Всё время, что я провёл в Ремпете, ты только и делаешь что пьёшь и стараешься спрятаться от всех! Какого Крива ты вытворяешь! Не удивительно, что дела Ниариса ни на шаг не продвинулись в столь простой для нас политической ситуации! Если ты так не хотел ехать сюда, нужно было просто сообщить об этом сразу, а не доводить всё до абсурда! Ты – моё лицо, официальный представитель! Ты видел себя сегодня утром?!
     Спохватившись, Сорен оглядел комнату быстрым взглядом, наткнулся на графин с водой (по крайней мере, он думал, что это именно вода, а то ведь дурной пример заразителен) и, прищёлкнув пальцами, превратил воду в пар, который затем использовал для создания заклинания, полностью охватившего помещение. Теперь никто не смог их услышать ни снаружи, ни в соседних покоях. Это заклинание было его личным изобретением, одним из последних, над которым он работал ещё в Ниарисе. Для этого разговора, судя по настрою Его Величества, такое заклинание было необходимо. Олсен не возражал против его криков – в какой-то мере он заслужил, – но он не мог допустить, чтобы этот разговор услышали посторонние.
     – Прошу прощения, Ваше Величество, – ответил посол, не опуская взгляда. Не стоять же с опущенной головой, словно мальчишка, которого отчитывают! – Последние дни выдались для меня очень тяжёлыми, но, уверяю, это недоразумение больше не повторится.

     Только когда он услышал очередной крик императора, Сорен понял, что допустил ошибку. Снова.
     Кажется, пока он находился в Ремпете, он растерял не только остатки своего здравого смысла, но ещё и мозги, и, судя по всему, Фабиан думал так же.
     – Если ты так ведёшь себя в присутствии своего императора, расскажи, что ты вытворяешь, когда меня нет в пределах видимости?!
     – Я ничего не вытворяю! – тоже слегка повысил тон Сорен. Ему уже начинало всё это надоедать, поэтому и сохранять вежливость становилось всё сложнее.
     – Может мне стоило просто назначить какого-нибудь осторожного дряхлого министра, из тех, которые любят облизывать пятки, если вышестоящий об этом намекнёт?
     – Только если вам нравится слушать слова людей, которые будут поддакивать на каждое ваше слово, – ответил Сорен равнодушно. – Ваша самооценка, как по мне, в этом не нуждается.
     При дворе Ниариса, как и при всяком другом, были такие люди, которые готовы были согласиться с каждым словом правителя, лишь бы заслужить его одобрение. Они были готовы на всё, и даже если бы Фабиан вдруг приказал им пробежать голышом вокруг города взамен на повышение, они бы так и сделали.
     Сорен был сделан из другого теста, и такое поведение было ему чуждо. Он уважал своего императора, но уважение проявлялось иначе.
     – Назови причину, по которой я должен опустить глаза на твоё поведение, простить тебя и не присылать замену тебе?
     Лишь на мгновение идея вернуться в Ниарис показалась ему здравой. Там он уж точно наделает меньше бед и не начнёт ещё одну войну, которая окончательно сотрёт Ниарис с лица земли.
     Но вернуться означало проиграть. Вернуться означало потерять уважение не только в глазах императора, но и самого себя, а второе было гораздо важнее. Презрение к самому себе Сорен не сможет пережить, а он уже начинал понемногу себя презирать. За слабоволие, которым он ранее не отличался. Олсен просто не предполагал, что одна вредная девчонка из его прошлого, которая сейчас превратилась в красивую и утончённую леди, так сильно собьёт его с привычного пути.
     Совесть говорила ему о том, что нужно было рассказать Фабиану правду. Всю правду. Но здравый смысл перевесил. Веймер поймёт его метания из-за сердечных дел. Он посмеётся, назовёт его дураком или как-то ещё, но через некоторое время забудет. Но он никогда не простит его за то, что из-за своих чувств он солгал своему императору и заставил его принять участие в невыгодной во всех смыслах войне. Более того, если он узнает эту правду, то точно отправит его в Ниарис, но уже закованного в кандалы, а по прибытии в столицу казнит на главной площади.
     «Кажется, у меня на роду предписано предавать правителей», – с горечью подумал Сорен.
     – Я могу назвать причину того, чему вы стали свидетелем, Ваше Величество, – ответил маркиз, – а вы уж сами решайте, как поступить. Я приму любое ваше решение.

Оставшиеся претензии императора Сорен выслушал с каменным лицом. Он понял, что лучше уж выслушать до конца, чем, постоянно перебивая его, ещё больше выводить из себя. Чем дольше он будет держать свой рот на замке, чем быстрее всё это закончится.
– Может быть, мне и Хекет для вас заодно завоевать? – всё же не удержался Сорен.
Изначально его сюда отправляли только за тем, чтобы решить проблему с вампирами. Но после всё закрутилось настолько, что первоначальное задание перестало казаться очень важным. Нападение на дворец и фактическое падение правящей династии – это, всё-таки, очень важное событие.
Олсен уже давно привык считать Ниарис своей родиной. У него были приятные воспоминания по Ремпету, но в Ниарисе он всегда думал, что никогда не поставит интересы его исторической родины выше интересов Ниариса. Но так было только до возвращения в Ремпет. Как бы то ни было, эта империя была ему по-своему дорога. И ему была дорога девушка, которую он продолжал любить.
Теперь Сорен не был уверен, что он будет так же верен Ниарису.
Перед ним сидел не просто император, а хороший друг, и предавать его Олсену тоже не хотелось. Он разрывался между долгом и чувствами. Обычно долг побеждал, но это был особый случай.
– Аудиенция закончена.
И, тем не менее, посол остался стоять на своём месте. Ему нужно было принять решение, и сделать это быстро, при этом не ошибившись.
Руки Олсена были крепко сжаты в кулаки, а сам он боролся с собой.
Наконец, спустя несколько томительных минут, он сделал выбор.
– Вам следует серьёзно подумать о кандидатах на роль нового посла, – произнёс он ровно. – Но это должен быть человек, который сможет перехитрить Гоуда, потому что я не смог… Я буду честен – если вы оставите на этой должности меня, мои решения не всегда смогут быть логически обдуманными и выгодными для Ниариса, и вам, в конечном итоге, всё-таки придётся меня казнить. Поэтому, либо сделайте это сразу, либо отзовите назад и прикажите удалиться в самую глушь империи.
Сначала Сорен не собирался выдавать императору такую речь, но решение пришло внезапно. Он не мог предать Ремпет, не мог предать Ниарис, но, что важнее всего, не мог предать самого себя. Он не сможет жить, зная, что нарушил собственные принципы. Он уже это сделал, и вина тяжким бременем лежала на нём.