Последователи не уходили из головы, и Морриган пришлось признать, что с проблемой она сама не справляется. Ей следовало попросить кого-нибудь о помощи, но кого?
– Да, я вижу
Язвить в ответ она не стала, потому что было невежливо огрызаться с тем, кто спас ей жизнь. К тому же, в голосе Орана не было ни капли сарказма – он просто отвечал факт, как делал это всегда. Иногда Ким даже думала о том, что он не способен на простые человеческие чувства, привычки и недостатки. Он не был создан для них.
– Тебе нужно об этом поговорить не со мной, а с теми, кто должен расследовать такие дела.
Он почти повторил мысль Морриган, только с той разницей, что она сомневалась в том, к кому ей следует обратиться за помощью. В следственный комитет? Сразу в Тайную канцелярию? Что она им скажет? История о том, как на неё дважды напали Последователи, была интересна, но ей могли не поверить.
Ещё Морриган опасалась, что лорду Бёрку известны имена всех оппозиционеров, ведь она была одной из них. Главе Тайной канцелярии, конечно, нечего было и бояться простой целительницы, но у него было свойство избавляться от всех, кто хотя бы подумал о том, чтобы пойти против него. Ему могло не понравиться, что кто-то даже осмелился подумать о таком. Ким не хотела рисковать.
– Потребуется время, чтобы рана не разошлась вновь, когда ты станешь ходить. До тех пор мой дом в твоём распоряжении.
Эти слова заставили Ким улыбнуться.
Креспо, кажется, было всё равно, что происходит в его доме. Самым важным объектом здесь считалась его лаборатория, а вся остальная часть дома могла хоть сгореть, хоть взорваться. Это забавляло и пугало одновременно.
– Спасибо, – сказала она, но учёный её уже не слышал.
Сев за стол, он принялся думать о чём-то своём, и Морриган решила, что его лучше не отвлекать. Своим приходом сюда она, кажется, и так нарушила его планы, поэтому нужно было дать ему время закончить то, над чем он, возможно, работал.
Они с Ораном любили то, чем занимались, но Ким была менее увлечена своим делом. Оно и понятно – у неё были дети, муж, обязанности по дому. Оран в этом плане был абсолютно свободен. Единственной его любовницей, которая сохранилась сквозь время, была наука. Она одна занимала его разум, его душу и его тело.