Нудный разговор с брюзгливым церковником, наконец, подошёл к концу. Уиллферд даже не пытался скрыть, что ему нет дела до недовольства Деметриуса Ситимуса, который взял на себя обязанности верховного иерофанта. Тот, кстати говоря, был личностью куда более приятной хотя бы из-за того, что действительно был личностью, а не жадным до власти старикашкой.
     Выйдя из кельи, вампир всё-таки не удержался и с силой хлопнул дверью. Сделай он это с чуть большей силой, добротное дерево могло бы потрескаться. Но Уилл же не собирался попортить имущество храма – он всего лишь выражал своё недовольство всеми путями. К тому же, имущество одного храма уже и так достаточно хорошо подпортили – зачем церкви ещё большие убытки?
     Вся эта религиозность сводила его с ума. Он ненавидел, когда прикрывались богом – любым богом. Последователи Нимоса – взять того же Ситимуса – стремились к власти и склоняли людей на свою сторону, якобы передавая им слова богов. Последователи Крива творили зло, прикрываясь именем своего бога. На самом же деле, и тем, и другим плевать было на богов – они делали то, что хотели, и их религиозные убеждения были здесь ни при чём. Люди творят зло, потому что это зло сидит в них. Такое вопиющее лицемерие было ему противно, поэтому Уилл одинаково презирал обе стороны.
     – Старый ворчун! – довольно громко произнёс Азарх, оказавшись во дворе.
     Он бы с радостью высказал всё, что о нём думает, прямо в лицо этому живину, или кто он там, но его сдерживало обещание, данное Реджине. Она попросила его сходить на эту встречу вместо неё, а также попросила, чтобы он не оскорблял отца Ситимуса. Поэтому, хотя Уилл не думал, что правда будет для него настолько оскорбительна, он дал волю собственным чувствам только оказавшись вне пределов досягаемости ушей ранимого церковника.
     – Какие же вы все толстокожие, кривовы живины! – не унимался Азарх. – Жалко, что не сожгли этот храм, потому что тогда мне бы не пришлось выслушивать всю эту ересь!
     Разумеется, Уилл не желал этого, и вовсе не потому, что ему вдруг стало жаль служителей, которых здесь намного больше, чем в «Свете Нимоса», а потому, что поджог главного храма империи бы принёс экзорцистам огромные проблемы. Умллу не хотелось себя ими перегружать, а потому им хватит и того, что один из храмов уже сожгли, пусть и с наименьшими потерями.
     Азарх поправил сбившийся ворот рубашки и решил, пока есть время, поохотиться. В Сеттере это было запрещено, но про другие города ничего сказано не было. Но даже если бы и был запрет, эти святоши должны понимать, что вампир не может вечно себя сдерживать. Лучше дать волю инстинктам внутри себя и выпить кровь из вены, чем терпеть, а потом уничтожить целый город. Вампир с неконтролируемой жаждой крови – это самое сильное, но неуправляемое оружие.

     Уиллферд, увлечённый бранью, не заметил, что во дворе храма есть кто-то ещё помимо него, поэтому удивился, услышав женский голос:
     – Интересное мнение. Не боишься, что тебя ударит молния прямо… сейчас!
     «А ты не боишься, что тебя прямо сейчас съест злой вампир?» – подумал он.
     Звонкий смех девушки не улучшил его настроения. Скорее, оно начало портиться больше, словно скисшее молоко.
     Уилл не находился в одном и том же настроении долго, поэтому, вероятнее всего, уже через пару минут он будет так же весело смеяться над встречей с Ситимусом. Пока, однако, ему было совсем не до смеха. Этот старый ворчливый пердун его разозлил. Если он станет верховным иерофантом, то приведёт церковь к краху. Азарх, конечно, не будет об этом сожалеть.
     Впрочем, раз Ситимуса терпят в этом храме, значит, их всё устраивает. Или они просто не в состоянии избавиться от надоедливого существа.
     – Молний, скорее, нужно бояться тебе, – ответил Уилл. – Я-то спасусь, ты не переживай.
     Вампир вспомнил, как он один раз на спор убегал из-под удара молнии в последний момент. Повторить ему это не хотелось, но он помнил то приятное, вдохновляющее чувство, ведь только близость смерти позволяет полностью понять всю ценность жизни. И хотя Уилл сомневался, что удар молнии может убить вампира, тогда он сполна ощутил, что значит «вырваться из объятий смерти».
     Он вновь вернулся к разглядыванию девушки, которая очень поздно пришла в храм. Азарх не мог назвать её красивой, потому что привык к обществу более ярких девушек, но она была миленькой.
     «Пожалуй, не буду её кусать, – решил Уилл. – Или всё-таки укушу, но нежно».
     Не скрываясь, он разглядывал незнакомку, пытаясь решить, что ему с ней делать. Очень пикантно было бы выпить её кровь прямо здесь, под окнами храма Нимоса. Он уже убедился, что человеческое божество никак не покарает его за такой поступок. Не сделалось же ему ничего, когда он обзывал правую руку верховного иерофанта.
     Судя по открытым створкам, Ситимус всё слышал, но Уиллферду было плевать. Он обещал Реджине не говорить гадостей ему в лицо, но он ничего не говорил про крики на улице. К тому же, он, может, вообще не про Деметриуса говорил – в храме полно живинов.

     Уиллферд с видом оскорблённого достоинства посмотрел на девушку, затем вдруг широко улыбнулся, чуть наклонился к ней и задал вопрос:
     – А если в кого-нибудь из нас сейчас ударит молния, как думаешь, кто же всё-таки это будет? Моё предположение – это всё-таки будешь ты. Почему? Потому что, если бы боги могли, они бы уже давно попытались меня так зажарить.
     В этом вопросе Азарх был солидарен с богами, если они существовали – не нужно обращать своё внимание на каждого, кто как-то оскорбил. Сил на всех всё равно не хватит.
     – Итак, что же тебя настолько возмутило, что ты так громко ругался, распугав не только птиц, но и престарелых и уважаемых живинов, иранитов и прочих?
     Спросив это, незнакомка добавила:
     – Не думай, что тебе удастся сыграть в молчанку и просто уйти. Я настойчивая и быстро бегаю.
     На этом моменте Уилл открыто расхохотался. С чувством юмора у девушки было не совсем всё хорошо, но рассмешить она умела. Вернее, это была даже не заслуга её чувства юмора; просто её незнание делало её такой забавной.
     «Быстро бегаешь, значит? Я бы сказал, что бывает с девицами, которые быстро бегают и обладают настойчивостью, но ты обзовёшь меня некрасивым словцом, а я этого слышать не хочу».
     – Не люблю напыщенность, – ответил вампир. – Все эти старики, отдавшие себя служению богам, должны именно служить им, а не объявлять себя богами. Вот ты как считаешь? Вот если бы ты пришла для душевного разговора с живином, а он начал выдавать тебе тираду о том, какой он хороший и какая низменная ты, что бы ты тогда подумала?
     Этот разговор с Деметриусом Ситимусом нужно было чем-то заесть. Но сначала Уилл договорит с незнакомкой и узнает её мнение. Раз уж она сама решила об этом поговорить, так пусть теперь расплачивается. Не всякое любопытство поощряется. Иногда, проявляя ненужную настойчивость, можно наткнуться на того, кто слишком сильно на чём-то зацикливается, а Уилл был именно таким. Когда он хотел что-то узнать, то вёл себя совершенно невменяемо. Все его знакомые, у которых не хватало терпения для общения с ним в таком состоянии, обычно где-нибудь прятались. Правда, когда Азарх хотел узнать именно их мнение, он переворачивал всё вверх дном, но находил.
     Имени этой девушки он не знал, но спрашивать не стал – экзорцист хотел, чтобы она осталась в его памяти как милая незнакомка. Иногда лучше не портить всё впечатление ненужной информацией вроде имён, которые кажутся совсем не подходящими…
     Глаза Уиллферда наверняка горели неподдельным любопытством. Он ведь знал, что его мнение к церковникам разделяют многие. Сегодня ему захотелось подтверждения своим домыслам, пусть даже полученные в ходе разговора лишь с одной девушкой.